Издательство «Художественная литература», М., 1983, 164 стр.

Очень не сразу уложилась эта книжка в голове в достаточной степени, чтобы писать отзыв. Безоблачно-весело она начиналась, безумно порадовав абсурдным и совершенно нематематическим языком повествования, жареным колбасусем и свадебными педералами, Надстоятелем и Архиписком, многими подобными замечательными находками автора и переводчика. Стиль, стиль!
 — Не можешь ли ты мне сказать, хотя бы в самых общих чертах, как ты с ней познакомился?.. —
продолжал свое Колен.
 — Право, не знаю... Я ее спросил, любит ли она Жан-Соля Партра, она ответила, что собирает все, что он пишет... Тогда я ей сказал: «Я тоже...» И всякий раз, когда я ей что-нибудь говорил, она отвечала: «Я тоже...» и vice versa. В конце концов, только для того, чтобы поставить экзистенциальный опыт, я сказал: «Я вас люблю», — а она в ответ воскликнула: «О!..»
 — Опыт не удался, — заметил Колен.
 — Да, — согласился Шик, — но она все же не ушла. Тогда я сказал: «Мне в эту сторону», — а она ответила: «А мне-нет», и добавила: «Мне в ту».
 — Невероятно!
 — Тогда я сказал: «И мне тоже в ту». И стал ходить за ней по пятам повсюду, куда бы она ни шла.
 — И чем же это кончилось?
 — Ну... Просто пришло время ложиться в постель...
Колен поперхнулся и, чтобы прийти в себя, ему пришлось выпить пол-литра бургундского.
До какой же степени я на эту жизнерадостность повелся... Конечно, практически с самого начала там были цинично-чернушные пятна, но они были забавны и казались к месту в этом безоблачном существовании главных героев. Если смотреть на полосу, закрашенную градиентом от белого к черному, сблизи, то тоже сначала будут видны только отдельные черные пятнышки. А потом заболела Хлоя. И пятнышки стали крупнее. И их стало трудно не брать во внимание, тем более, что росли они сами и росло их количество, и становилось все более кисло на это смотреть. Но еще была порожденная светлым началом надежда, что кляксы эти дальше рассеются и все станет опять хорошо. И я надеялся... Лучше не стало, и полоса стала почти совсем черной, лишь местами проступали светлыми ярлычками приносимые Коленом цветы... Слезы стало трудно держать в глазах, беспросветное отчаяние залило липким дегтем непредотвратимую цепочку событий. И постарел Николя. И Ализа сожгла город. И упал потолок.
И по улице, распевая псалом, шли одиннадцать слепых девочек из приюта слепого Юлиана Заступника.
Почему-то запомнилось не «шли», а «маршировали»... И мама сказала, что это — жизнь. И что это самая небеспросветная его книжка.
Итого: Я был готов поставить 10 баллов, когда только начинал читать. И я взвыл, когда все посыпалось. Не успел привыкнуть к стилю, как он развернулся на сто восемьдесят градусов и проявил ту же силу для создания обратного настроения. Это было сильно. Рекомендовать не буду, как хотите. Перечитывать тоже вряд ли. Нечего там забывать. Жестокий такой урок.
Лучший эпизод: пианоктейль. Блестящая идея.