У меня, знаете, последнее время возникает желание что-нибудь сказать. У меня, правда, нет ощущения, что мне есть что сказать, просто молчать уже как-то совсем тошно. До декабрьских дальневосточных событий была, кажется, какая-то пауза, а вот с тех пор желание это не пропадает. Теперь уже высказались мои замечательные младшие друзья Серж и Ярик, не говоря уже о Саше, у которого всегда хватает на это... м-м... души? Мелькнули в ф-ленте ссылки и на другие статьи и события. Пишет Сатаров: «...И все острее встают вопросы: чего боялись? почему терпели? И не будет ответа...» — и я его не понимаю, мне известны ответы. Пишет Ганапольский, комментируя сказанное коллегой «промолчать об этом — значит признать: да, всё дозволено». Не видел, что пишет Быков, зато немедленно откопал, что он написал заранее. Откопал, тихо положил в боковую колонку на сайте, а сам молчу, всё хаханьки на игрословные темы.

Беда ещё в том, что я тут скорее пессимист. То есть каким-то загадочным образом, глобально — оптимист. Недавно читал, что вот такие «прекраснодушные», которые считают, что в мире все постепенно становится лучше, недостойны права на существование, но мне всё-таки кажется, что как минимум может становиться. Поднимается верхняя планка. А вот локально, у нас — что-то не получается. (Или не получается так быстро, как хотелось бы. В октябрьский свой приезд, по-моему, я решил, что раз у нас так сказать буржуазная революция была на два века позже, чем во Франции, то и к нынешнему уровню жизни общества последней нам светит добраться через два века. Вспоминаются те японцы, которые, когда их спросили, на сколько лет СССР технологически отстал от Японии, переглянувшись, сказали «навсегда».) И, с одной стороны, ужасно жаль и непонятно, за что этой стране и этому народу всё время эта напасть с властью, а с другой уже закрадывается мысль, что может быть, в консерватории что-то надо исправлять?

Но тут, собственно, ничем не лучше, потому что мне совершенно непонятно, что же делать. Непонятно ни что делать, двигаясь «снизу», ни что делать, если пытаться двигаться «сверху». Если начинать с людей, то есть единственная идея — учить. И это, конечно, работает — см. ссылки в начале записи. Но тут можно и в двести лет не уложиться. И нужны люди, которых привычно называть подвижниками, которых, естественным образом, единицы, и пишущий к ним никак не относится (localghost is a wimp, если кто забыл или просто не в курсе). Уже имея в руках какие-то рычаги влияния, даже пусть скажем «власть» — можно что-то делать, хотя, подозреваю, очень сложно, потому что и на тебя тоже можно оказывать влияние. Можно также и чего-то не делать. Но таких начальных условий нет.
А начинать «сверху» кажется принципиально невозможным. Опять же недавно где-то читал о совещании в редакции одной из газет, произошедшем в начале двухтысячных, на котором главред сказал сотрудникам, что, мол, люди, которые сейчас сидят в Кремле, уходить оттуда не собираются, и те, кому это не нравится, лучше сами пусть встанут и выйдут прямо сейчас. Увы, всякие сомнения в том, что это их приоритетная задача, рассеялись. Мальчик из Сербии сказал мне, что там Россию по-прежнему любят и величают матушкой. Я ответил ему, что, к сожалению, вместо того, чтобы двигаться в этом направлении, страна не движется вообще никуда, потому что забота власти — остаться на месте, и он сказал: «Да, и это очень жаль». Я сказал о том же своим коллегам-французам, и они ответили с усмешкой: «Да, мы заметили».

«Речь идет не о конституционной реформе, а именно о корректировке Конституции.»